И молчал Аарон

В десять часов в День памяти Катастрофы и героизма мы все стояли молча и слушали сирену. Почему именно молчание было выбрано для нашего экзистенциального состояния перед лицом смерти?

Надав и Авиуд, сыны Аароновы, взяли каждый свою кадильницу, и положили в них огня, и вложили в него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, которого Он не велел им; и вышел огонь от Господа, и сжег их, и умерли они пред лицом Господним. И сказал Моисей Аарону: вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь. И молчал Аарон.

(Ваикра (Левит), 10:1–3)

Трудно понять совершенно экстремальную и душераздирающую реакцию Бога на невинную ошибку Надава и Авиуда. Одно из известных объяснений этому заключается в том, что Бог особенно строг именно с праведниками, с теми, отстоит от Него буквально на волосок. Мне трудно принять и понять это. Почти каждый, кто читает этот отрывок, чувствует несправедливость. Это просто нечестно. Возможно, это метафора смерти. Снова и снова она атакует нас несправедливо, и человек перед ней безмолвствует. Перед лицом бессмысленности смерти молчание Аарона звучит громче тысячи слов и проникает в сердце сильнее любого крика. И молчал Аарон.

В Талмуде рассказывается, что когда Моисей поднялся на гору Синай, он нашел Всевышнего украшающим коронами буквы в Торе. Он спросил Его, для кого Он это делает, и Бог ответил ему, что это из-за одного человека, который будет жить через много поколений, его имя Акива бен Йосеф. Из любого завитка буквы Торы он выведет горы законов. Моисей был взволнован и попросил показать ему этого Акиву, тогда Бог послал его через туннель времени на урок мудреца. Моисей сел послушать урок Акивы среди его учеников и ничего не понял. Посреди урока один из учеников спросил: «Рабби, откуда ты это знаешь?» И рабби Акива ему ответил: «Это из законов, данных Моисею на Синае». После этого сказано, что ум Моисея успокоился. Возможно, он понял, что когда он вернется на гору, Бог ему все объяснит.

Моисей был очень впечатлен удивительным толкователем и попросил Бога: «Властелин мира, Ты показал мне его учение, покажи мне и его награду». Ответил ему: «Вернись». Моисей вернулся назад и увидел, как взвешивают плоть Акивы на мясных рынках. Сказал перед Ним: «Властелин мира, это Тора и это ее награда?» Ответил ему: «Молчи! Так задумано было Мной». (Вавилонский Талмуд, Менахот, 29б)

Моисей хотел узнать, какова была награда великого рабби Акивы, и Бог показал ему, что мудрец умер под пытками. На отчаянный вопрос: «Это Тора и это её награда?», Бог отвечает: «Молчи!» В этом можно услышать жесткость, но можно прочитать иначе. Речь идет о простом и трудном отражении реальности. Мы живем в несправедливом мире, где мы можем стать жертвами убийства, издевательства, беспрецедентного зла. Попытка понять, почему это происходит и почему случается именно с нами — пустая трата времени. Это как смерть двух сыновей Аарона. Есть моменты, перед которыми единственное, что можно сделать — молчать. Вопрос: «За что мне это?» всегда останется без ответа. «О чем невозможно говорить, о том следует молчать», — так Людвиг Витгенштейн окончил свой «Логико-философский трактат».

Я не утверждаю, что перед ужасом Холокоста следует замолчать. Наш долг — предупреждать, бороться, кричать, рассказывать, помнить, делать выводы. Я пытаюсь сказать, что есть моменты и ситуации, когда речь слишком мала, когда крик всегда будет слабым. Есть ситуации, в которых мы пытаемся понять то, что по определению непостижимо. Есть ужасные трагедии, на которые самая правильная, самая человечная и естественная реакция — это молчание. Молчание Аарона — это наше общее экзистенциальное молчание.

Двухминутную тишину в День памяти Катастрофы и героизма разрезает звук сирены, если хотите, голос современного шофара. Это молчание, сопровождаемое сильным монотонным звуком. Возможно, сирена позволяет делать две вещи одновременно — молчать и кричать. Человек молчит, а сирена кричит за него. И, возможно, это единственное, что можно сделать перед лицом памяти об абсолютном зле — молчать и кричать одновременно. И делать это вместе.